Часть 8 Соперничество военной разведки с политической начала 60-х гг. не могло не заинтересовать мыслящие прослойки нашей страны. У политической разведки как-то не находилось доводов, чтобы военная разведка - ГРУ - снова занялась исключительно работой за рубежом. По-видимому, немаловажное значение играл тот факт, что борьба против сталинизма проводилась чисто сталинскими же способами. А это привело к тому, что очень много ценых кадров оказались выдворенными из политической разведки: под видом борьбы со сталинизмом очень много хрущевских выдвиженцев энергично стали занимать их высокооплачиваемые места. Выдвиженцы могли быстро адаптироваться только в условиях промышленности, но не в условиях разведки. Хрущевское правление сильно напоминало годы начала Советской власти. Тогда содружества комиссаров с буржуазной интеллигенцией оказалось достаточным, чтобы превосходить совокупный интеллект белогвардейцев. Именно этот опыт хрущевисты взяли на вооружение чтобы управлять страной. Теперь место буржуазной интеллигенции занимали отвергнутые сталинисты. Хрущевисты сами отказались от высококвалифицированных людей и по отношению к ним они не могли использовать понятие классового врага. Среди сталинистов было много карьеристов и приспособленцев (56%). Их уход от основного ядра лишь укрепил общественный вес тех, кто назывался сталинистом, но не занимался массовыми репрессиями. Поэтому они не могли принять те обвинения, которые хрущевисты им приписывали. Просто тогда речь шла о высокооплачиваемых должностях и полнометражных квартирах. При любых условиях Родина остается Родиной. Поэтому эти люди оказались в сложном положении: каким образом свой профессионализм поставить на службу страны. Немногим из них это удалось. Особенно детям сталинистов, которых взяло под свою защиту ГРУ... Тогда четко было осознано, что появился новый политический феномен - информационный рынок, который инициировал новые понятия, например "информоген" - человек, который высказывается лишь тогда, когда у него есть нечто интересное для всех, как для друзей, так и для врагов. Другой термин является зеркальным отражением этого термина - "информофоб" - т.е. ненавистник новой оригинальной информации. Эти люди всегда с подозрением относились к тем, кто умнее их, и считали тех карьеристами, претендующими на определенные должности, которые уже заняты: не управлять государством, не решать сложные технические задачи, а в первую очередь сохранять за собой высокооплачиваемые должности - вот чем в основном занимались хрущевисты. Политологи, которые тогда назывались иначе, пришли к выводу о начале идеологического раскола в международном коммунистическом движении (1958 г.). Положительная черта хрущевистов заключалась в том, что они свои мысли всегда выражали понятно. Вот как они это объясняли в упрощенном виде: "Октябрьская революция была организована патриотической русской интеллигенцией, находившей массовую базу в лице рабочего класса. После разоблачения сталинизма рабочий класс более ни в ком не нуждается, следовательно "умникам" надо идти на производство, довольствоваться малым и помогать ставленникам рабочего класса управлять страной. А детям этим умников по возможности закрыть дорогу к высшему образованию." Но как уже было сказано, доминатом в общественной жизни становился информационный рынок, где у хрущевистов не было никаких шансов его возглавить. Эти два полюса возглавлялись двумя отечественными разведками. Жизнь показала, что хрущевские выдвиженцы менее добротный материал, чем те люди, которые ранее занимали их должности. Жизнь - сложная штука, хотя сталинисты были убийцами, но Пеньковский - предатель родины - мог формироваться только среди хрущевистов. Сталинисты с гордостью говорили о том, что когда некто Орлов, резидент советской разведки за рубежом, по понятным мотивам порвал с советской разведкой и убежал в США, он не раскрыл сеть ГРУ за рубежом, иначе руководители американской разведки, тесно связанные с Гитлером, в силу классовой солидарности помогли бы немцам ликвидировать сеть ГРУ в Европе. Трудно себе вообразить, каким образом он сумел сохранить свои знания в тайне от своих новых хозяев. Ведь всех руководителей европейской резидентурной сети он знал в лицо. На суде Пеньковский объяснил причину своей измены родине: нехваткой денег на проституток. Хотя у него была блестящая жена и значительное количество женщин в аппарате, который он возглавлял. По большевистской традиции все эти женщины принадлежали шефу. Непокорных или увольняли или переводили на менее заметную работу. Пеньковскому все было мало. Он хотел покупать особо красивых женщин и покупал он их дарением кооперативных квартир, которые обставлял лучшей рижской мебелью. В такой сложной внутриполитической обстановке наш герой начал жить в Академгородке. Первый период жизни среди ученых был недолгим, чуть больше года. После чего ему пришлось обратно убраться в город и устроиться в заводскую лабораторию. Но до этого он высмотрел около десятка важных моментов и описал их в своих докладах наверх столь подробно и обстоятельно, что никто не мог его заменить. Поэтому при повторном его возвращении в Академгородок он сидел там настолько прочно, что никому не удавалось его оттуда выжить. Чего только не пробовали... Традиционный рычаг - "костлявой рукой голода" - здесь не прошел, он получал достаточное количество средств от ГРУ. Милиция пыталась выселить его как тунеядца, но милицейские чины лишь потеряли свои погоны и т.д... Так каковы были им высмотренные факторы? Первое - это было своеобразное заведение под условным названием кафе-клуб «Под интегралом". Внешне все выглядело скромно. Обыкновенная двухэтажная столовая, куда вечерами собиралась молодежь для развлечений. Началось все это с того, что после каждого развлечения какая-либо пара уходила оттуда законными супругами. Но главное было в том, что во время этих свадеб, вечеринок, юбилейных мероприятий высказывалось много высокоорганизованных соображений, которые аккуратно фиксировались и передавались наверх нашим героем. Никто не заметил, что на каждом мероприятии всегда присутствовали корреспонденты центральных газет: "Правды", "Известий", "Комсомольской правды". Через пару месяцев к ним присоединился корреспондент "Труда". Первым на этот факт обратили внимание филологи, особенно из новосибирского пединститута. Дело в том, что около трех десятков новых слов раньше в этих газетах не встречались. Кафе-клуб "Под интегралом" каким-то образом обогащал русский язык. И не трудно было заметить, что эти слова впервые употреблялись корреспондентами центральных газет из Академгородка. И хотя хрущевисты продолжали называть их умниками, они сами употребляли эти новые слова, видимо с благодарностью. Особенно было заметно выражение "стереотип мышления". Хрущевисты неохотно приняли этот термин. Но они использовали его против тех, кто снабжал верхи однотипной информацией, т.е хрущевисты упрекали собственных выдвиженцев в нерадивости. Как только об этом стало известно, и об этом много и долго говорили, наш герой получил майорские погоны. В Доме офицеров по этому поводу была организована вечеринка в узком кругу людей, где наш герой объявился во вновь сшитой военной форме в погонах майора. Фотография этой вечеринки попала в обком, оттуда в Президиум СО АН. После этого перед нашим героем была полностью закрыта научная карьера. Но все продолжали к нему относиться как к знатоку научной жизни. Он часто выступал на заседаниях в "интеграле" и таким образом стал известен всему Академгородку со всеми своими достоинствами и недостатками. Поэтому его друзья часто приглашали в гости и просили высказывать свою точку зрения. Например, началось исследование у гуманитариев на тему, что сделали большевики с русским языком. За основу был взят четырехтомник "Толкового словаря" В.И. Даля. Потом были экспедиции по тем районам, где путешествовал Даль, собирая русские слова и выразительные формы. Заканчивалось это анализом текущей научной терминологии на русском языке и уточнялись переводы некоторых научных терминов на русский язык. На этом около десятка молодых ученых впоследствии защитили кандидатские и докторские диссертации. Но все знали, что первым об этом заикнулся наш герой на одном из заседаний в "Интеграле". Более того, смекнув, что кафе-клуб становится своеобразным научно-исследовательским институтом, на заседания "Интеграла" стали приходить и академики. Это уже привлекало москвичей, в основном журналистов и офицеров безопасности, чтобы быть свидетелями разрушения очередного стереотипа. В это время среди работников новосибирского обкома партии зашевелилась некоторая ревность: мол, что это такое? Новосибирский интеллект обслуживает московских правителей, минуя местную элиту. Началось бурное движение по закрытию "Интеграла" под тем предлогом, что он отвлекает от научной работы. "Интеграл" закроют через 3-4 года. Но тогда над обкомовскими работниками только смеялись. Тогда крылатой стала фраза: "Привыкли заморачивать голову слесарям и плотникам". В то время из Ленинграда в Академгородок переселился академик А. Д. Александров. Он в Ленинграде был член-корреспондентом, ректором Ленинградского Университета. Ему дали звание академика за согласие переселиться в Сибирь. Сплетники утверждали, что его приезд был обусловлен просьбой новосибирского обкома партии, который становился все смешнее в своих взаимоотношениях с Академгородком. И действительно, приезд Александрова и его выступление в "Интеграле" оказалось в целом положительным. Этого выдающегося советского математика смертельно ненавидели все советские физики, ибо он хотел играть роль Лысенко в теоретической физике и был выбран лично Сталиным в качестве основного докладчика против идеалистов в теоретической физике. Но против этого восстал Курчатов. Он прямо бросил в лицо Лаврентию Павловичу: "Пусть Александров сам делает вам атомную бомбу." Взбешенный Берия решил заменить Курчатова Алехановым. Однако этот упрямый армянин, который по словам спецслужб и так де-факто руководил всеми советскими научными исследованиями, не захотел обременять себя и административными обязанностями. Он мотивировал свой отказ отсутствием у себя организаторских способностей... Сталин не любил Алеханова за то, что он везде имел непререкаемый авторитет и власть. И он почему-то не стоял на страже сохранения собственной власти. Сам Сталин этого никак понять не мог. В Академгородке все хорошо знали, кто такой Александров, но здесь он оказался полезным не только в математике, но и в общественном плане. Агитировать в пользу Советской власти он не мог, т.к. его тут просто не слушали. На публичную лекцию в кинотеатре "Ленин и материализм" никто не пришел. Зато на доклад об организации науки в Ленинградском Университете пришло так много народу, что все пространство аудитории и даже сцена были заняты людьми. Так жил Академгородок со своим кафе-клубом "Под интегралом"... Вторым фактором, который высмотрел наш герой, было ужасное демографическое состояние первых лет жизни Академгородка, когда в течение более трех лет научные работники женского пола составляли от 7-13%. Естественно, молодые, хорошо одетые, сыто накормленные деликатесами молодые мужчины жаждали соответствующего к себе отношения. <...> Пикантность ситуации состояла в том, что было выстроено много высококачественного жилья и оно пустовало. Туда пускали только с супругами. Поэтому случайно приехавшая в гости девчонка еще до совершеннолетия могла вступить в гражданский брак, и новую чету вопреки всяких законов прописывали в квартиру. Но все равно женщин катастрофически не хватало. <...> Через 3 года эта проблема была решена естественным путем, когда начал функционировать Новосибирский Университет. <...> Следующий фактор, который был высмотрен и подробно доложен наверх, это чисто хрущевский способ организации науки. Во-первых, большевистские организаторы науки в Сибири сами мало что смыслили в ней. Но они считали себя вправе перед одной частью молодежи закрыть дорогу в науку, а других безбожно подталкивали наверх. Начали они с того, что когда СО АН еще находился в городе, всех молодых сотрудников заставили жить на первом этаже одного из домов, который остался в памяти научной молодежи под названием "холодильник". Зимой спали не раздеваясь. Теснота была настолько страшная, что после работы ни о какой интеллектуальной деятельности не шло и речи. "Все делайте во время работы" - настаивали организаторы, - "Никаких скрытых исследований." Каждый седьмой человек заболел двусторонним воспалением легких. Они либо умирали, либо уезжали обратно в свои теплые края. Зато те, которые прошли через "холодильник", становились своеобразной элитой. Им была дана возможность эксплуатировать любых новых молодых людей, пришедших позже. Тот, кто отказывался писать с ними в соавторстве, преследовался жестоко. Их сажали в психбольницы, к ним придирались и под любым предлогом выгоняли из СО АН. Самые тупые, прошедшие через "холодильник", впоследствии стали докторами наук и на этом остановились за нехваткой ума. Однако в любом коллективе есть талантливые люди, их доля оценивается в 7%, и как раз из этих семи процентиков возникли все будущие академики СО АН. Зато молодые люди, не менее талантливые, редко добивались степени больше кандидата наук и все свое сознательное время потратили на обогащение людей, прошедших через "холодильник". То, что это так запрограммировано хрущевистами, выяснилось позже. Тогда эксплуатация человека человеком в области информации была глубоко законспирирована, и никто не верил, что таков идеал хрущевистов в области высокотехнологичной информации. При всех своих отрицательных чертах сталинисты всегда искали талантливых людей, чтобы с них побольше содрать полезных сведений. Хрущевисты на жизнь смотрели иначе - если для сталинистов даже в тюрьме ученый оставался ученым, его там сносно кормили и заставляли работать на Родину, то хрущевисты-брежневисты никаких интересов родины не признавали. Они всех мыслящих людей разделили на две категории: первые - те, которых они назначили на должность ученых. Естественно, здесь они по-своему старались выбирать лучших, но когда выбор уже сделан, те становились опорой их власти, занимали все вакантные места, и другие, будь они даже трижды талантливыми, попадали в финансовую зависимость от хрущевистских назначенцев в науке. А те использовали эту финансовую зависимость, чтобы подольше держать их в должностях лаборантов (как тогда говорили, "хороших, нормальных лаборантов"). Если же у молодого ученого были состоятельные родители, то они у людей, прошедших "холодильник", выкупали право быть м.н.с.-ом и публиковать статьи без соавторства. Таких м.н.с.-ов называли "мебельщиками", т.к. первые взятки за то, чтобы их права приравняли к правам прошедших через "холодильник", были выплачены хорошей мебелью, поскольку в роскошных квартирах Академгородка мебель стояла самодельная из березовых чурок. Эту сторону дела наш герой описал в самых мрачных красках, и работники обкома партии восприняли это как "камушки в свой огород". Его неоднократно ловили в театрах, на митингах и в других местах и упрекали, что он видит только плохие стороны. На что наш герой отвечал: "Хорошие стороны не мешают". Озлобленные партийные функционеры назвали его по-старому - "стукачом". Однако в Академгородке смотрели на это "сквозь пальцы", т.к. в данном случае "стукач" не препятствует уменьшению способных людей. Наоборот, такой стукач лишает людей их незаслуженных почестей. Партийцы удивлялись, почему профсоюзы СО АН брали нашего стукача под защиту. Со времен своего создания профсоюзы всегда ИНТЕРЕСЫ ЛИЧНОСТИ ставили выше его квалификации и ничем другим профсоюзы никогда не занимались, даже в советское время. До партийцев эта лояльность профсоюзов к стукачу дошла лет через 5. Речь шла о процессе внедрения научных открытий в производство, от которых профсоюзная касса имела свою долю. Все, что делало партийное руководство в лице хрущевистов-брежневистов, как раз было направлено на то, чтобы препятствовать внедрению научных открытий в производство, хотя на словах они просили и молили об этом. Все дело заключалось в том, что партийные назначенцы в науке всегда были уверены, что их защитят. Поэтому им не надо было заботиться еще и о внедрении. И когда они вырывали у своих подчиненных какую-нибудь научную идею и публиковали под своей фамилией, они настаивали на том, чтобы все деньги шли в их карман, а внедрителям платили лишь зарплату. Но никто не хотел набивать их карманы. Поэтому из принципа ученые отказывались даже от хорошей заплаты за внедрение. Мотивировалось это тем, что при внедрении появляются слишком большие стрессовые перегрузки, а для их компенсации нужны были "другие деньги". Следующим фактором, нашедшим достаточно обстоятельное описание у нашего героя, было представление важного периода становления Академгородка. Дело в том, что Лаврентьев М.А, и его окружение составляли в процентном отношении незначительную долю в управлении научного руководства Академгородка. Лицо науки всегда определяется средним звеном - уровнем докторов наук. Это звено весьма неохотно расставалось со своими благоустроенными квартирами в Москве, Ленинграде, Киеве, Харькове, Минске, Свердловске и даже в Томске. Тем более, что, уезжая в Академгородок, они сохраняли за собой право на их бывшие квартиры в течение десятилетий. И в любой момент, уезжая к себе домой в командировку, они жили в своих квартирах. Но до 1964 г. они появлялись в Академгородке эпизодически, раза 3 в год, и оставались там каждый раз не более недели. Между тем, в Академгородок стало прибывать со всех концов Земли уникальное лабораторное оборудование, которого не было ни в одном городе СССР. Его получали, складывали в жилых квартирах и забывали. Единственная реальная власть в Академгородке была у комитета комсомола СО АН. Бывало, что в каком-то институте в служебных документах стояла подпись не директора или его заместителя, а секретаря комитета комсомола данного института, т.к. вышеуказанные товарищи прохлаждались в других городах. Роль нашего героя здесь была весомой: в одном из ночных бдений он воскликнул: "Разве мы не выпускники лучших советских университетов и технических вузов?! Разве мы не можем сами ставить научные проблемы и решать их, не дожидаясь завлабов из Москвы и Ленинграда?! Пусть комитет комсомола СО АН решит, какие журналы может выпускать СО АН. Начните со сборников и публикуйте их по мере заполнения статьями ваших же научных работ, а научные проблемы начните с экспериментальных работ - меньше будут придираться. А т.к. уникальное оборудование здесь, в Академгородке, и нигде его в Союзе нет, то ни один черт не будет претендовать на то, что вы содрали его мысли." Что потом началось... - аналога в мировой истории нет, разве что тезисы Мартина Лютера, повешенные на дверях какой-то церкви. С этого началась реформация - раскол западно-христианской церкви на две равные части. Начались религиозные войны и реформаторы в кровавой борьбе победили. Рожденные на севере Европы буржуазные слои уже рвались к политической власти: нисколько не отвергая Христа, они требовали дешевой церкви. Точно также в Академгородке комсомольская элита ощутила в себе чувство исключительности и начала действовать... Как тогда говорили, Лаврентьев и его окружение ощутили "подземные толчки" и чувствовали себя неуютно. Но великие люди быстро могут оценить позитивное. На одном из совещаний Лаврентьев даже сказал: "Творческая инициатива снизу это то, ради чего он приехал в Сибирь." Обидно было то, что когда к 1964 г. все завлабы приехали, они с собой никакой живой мысли не принесли. Они продолжали руководить научными исследованиями под тем предлогом, что раз дело начато, то его надо довести до конца. Комсомольская элита благоразумно продолжала публиковать результаты экспериментальных работ и защищать на этом диссертации, а уж после утверждения их ученой степени они уже успешно конкурировали с завлабской элитой. Многие из этой завлабской мелочи как приехали в Академгородок, так и остались таковыми до конца жизни, и это их не смущало. В Москве и Ленинграде их уже не ждали. В это время стало известно о предстоящем XXII-м съезде партии. Хрущев и его окружение намеренно откладывали выражение своего отношения к тройке бывших вождей: Маленкову, Молотову и Кагановичу. Предусматривалось на XXII-м съезде с ними окончательно разобраться и тем самым утвердить свое собственное безраздельное господство. Но уж где-где, а в Академгородке себе хорошо представляли, что хрущевизм как политическое течение себя давно исчерпало. Хрущев и его окружение безбожно повторялись и самым решительным образом пропагандировали прописные истины. Для обычных обывателей это пустопорожняя попытка имитировать бурную деятельность высших партийных руководителей порождала лишь апатию, но не таков был Академгородок. Обкомовских агитаторов гнали взашей с трибуны. Для этого достаточно было задать им неприятные вопросы, подкрепленные экономической статистикой, после которых они быстро сворачивали свои пропагандистские мероприятия. Создавалось четкое осознание бесполезности партийной власти. Они - партийцы - ждали XXII-го партсъезда как панацеи от всех бед. Научная же среда прекрасно понимала, что после XXII-го съезда, независимо от того, о чем там будут говорить и будут ли там позитивные мысли, согласно партийному ритуалу будет созван митинг одобрения решений партии и правительства. Таков был механизм, при помощи которого Хрущев хотел утвердить культ своей личности, хотя все понимали, что на культ он не тянет из-за своего невежества, превосходящего невежество Г. Распутина, по тем же причинам, что и он, оказавшимся на вершине власти... Таким образом к XXII-му съезду готовились обе стороны - хрущевистская молодежь против научной молодежи. Обе стороны имели большой запас резвости и решимости. И тогда наш герой попал в переплет, который стал причиной его первого изгнания из Академгородка. Как всегда все началось с ночного бдения комитета комсомола СО АН. Первоначально имелось ввиду создание некоего отчета о неразумном руководстве в стране и о путях его преодоления. О ночном бдении тут же узнало местное отделение политической разведки. Через несколько дней было очередное бдение на эту же тему. На сей раз присутствовали четверо людей в гражданской одежде, но с военной выправкой. Они дали понять, что не допустят издания сборника. Отвергли также форму написания "телеги" и отправки ее наверх, например, в ЦК комсомола. Как работники секретных служб, они сказали и уведомили присутствующих, что такими отчетами забиты все сейфы наверху. Все дело в том, что эти отчеты даже читать никто не хочет, так там многое непонятно. Например, им непонятно, почему они должны кому-то уступать власть (читай высокооплачиваемые должности), разве они не такие же патриоты или плохие члены партии?? Они без конца журили своих выдвиженцев, но сами же понимали, что замена этих выдвиженцев новыми невозможна... Наш герой был потрясен уже тем, что от Хрущева отказывается политическая разведка, иначе бы этих четверых одетых в гражданское КГБистов здесь не было. Ему дали слово, когда уже все устали и казалось, что надо бы "закругляться". Да и он сам был уже на грани засыпания. Вдруг кто-то из секретарей комитета комсомола воскликнул: "Проснись, стукач, скажи свою точку зрения". КГБшники поморщились: "Он стучит не нам, а кому-то из бывших военных, ушедших в отставку..." Наш герой сказал, что единственная форма установления правды и справедливости - это расчеты экономической неэффективности такой власти. Мы не можем сочинять в адрес Хрущева анекдоты - это одни эмоции. Мы можем использовать опыт разворачивания (в истории цивилизации) и формирования финансовых потоков. Кадры, движущие цивилизацию после крестовых походов из Леванты, пришли в Венецию и другие североитальянские города, но политическую власть они взять не смогли. Это удалось в Голландии во время нидерландской революции. Потом это перешло в Великобританию и Францию. Каким образом эти люди завоевывали власть и ликвидировали расточительные феодальные порядки - вот наш актив и пример для подражания. Мы можем взять курс ведущих валют капиталистических стран с 1953 по 1961 гг. - как двигалась покупательская способность доллара США, британского фунта, западногерманской марки и японской иены, и сравнить их с покупательной способностью советского рубля и марки ГДР. Кто обладает любопытством - пусть сделает то же самое относительно канадского доллара, французского франка и итальянской лиры, а из стран народной демократии возьмет чешскую крону и польские злоты. Остальные страны народной демократии в счет не идут. И, наконец, в предстоящее время и до конца XX-го века национальная гордость должна определяться не военной мощью, а долей мировых продаж товаров от данной страны за исключением сырья. Из истории цивилизации мы знаем, что эта доля - продажа готовых товаров на мировом рынке - является главным и решающим критерием того, какова "температура" данной цивилизации. Мы знаем, что некогда великие державы только тогда склонны довольствоваться второстепенными ролями, когда эта доля стремится к нулю. Причина простая - церковь не давала альтернативной элите в этих странах прийти к власти. Так было и в Римской империи, и в Испании, и других странах. И, наконец, я подозреваю, что научно-технический прогресс не в интересах нынешних партийных руководителей. Они еще слишком молоды (хрущевисты поторопились занять функциональные места в управлении государством), их надо учить, но кто будет их учить, если одни учителя завалены работой в ВПК, а над другими учителями они издеваются за то, что они - партийцы - сами в чем-то ошибаются, и в этом якобы виноваты бывшие сталинские специалисты. Тогда один из КГБшников сказал: "Что вы предлагаете?", а другой дополнил: "Что мы можем сделать в данной ситуации?" Ответ был один: "Считать". Считать экономические убытки хрущевщины от неправильного руководства. "Нам нужны протоколы правительственных заседаний, где предлагались альтернативные предложения на фоне принятых тогда государственных решений. Нам нужны цифры ожидаемых государственных доходов, которые так и не реализовались из-за нерадивости хрущевского местного звена руководства. Нам нужны разработки конкретных планов переобучения государственных деятелей и во что это обойдется, и, наконец, самое главное, каким образом обеспечить промышленную реализацию научных открытий и научных технологий, чтобы партийная бюрократия от этого не проигрывала, а выигрывала." Самый старший КГБшник, который до этого молчал, тут же воскликнул: "Приведите пример!" Наш герой назвал одну фамилию - это был один из предыдущих первых секретарей обкома партии, который демонстративно мешал созданию СО АН. Строительные материалы разворовывались, финансовые средства направлялись на благотворительность, т.е. он постоянно давал понять, что своих новосибирских программ ему по горло хватает, и что на решение этих местных проблем правительство неоднократно обещало выделить деньги, но не выделяло. "Теперь наши деньги - ресурсы идут на строительство какого-то СО АН, от которого еще неизвестно когда будет отдача и т.д." Наконец 4-й КГБшник спросил: "А какой же выход?" Наш герой сказал первое, что пришло в голову: "Внутренний кредит, наша экономика плановая, поэтому, когда ресурсы уже распределены, следует считать их собственностью адресата. Но жизнь сложна, могут быть более удачные проекты, поэтому если вы отбираете от первоначального адресата деньги, вы должны взять у него эти деньги под большие проценты, так, чтобы тот не был в обиде. Более того, чтобы у него накопились деньги под какие-то свои проекты." Активный член КГБшников, взявший слово первым, прокомментировал это так: "Партийные органы лишатся всей полноты власти и им теперь придется соображать с оглядкой, а это плохо..." Другой сказал: "Молодой человек хочет передать высшую полноту власти из рук первого секретаря обкома в руки председателя местного отделения госбанка." На это наш герой ответил: "Госбанковский товарищ тоже член партии и неплохо было бы его избрать первым секретарем обкома." Все устали и все хотели домой, но решение было принято: "Считать убытки". А уж что получится и какие выводы делать - там видно будет. После этого про нашего героя вроде забыли. Через три месяца его "извлекли" из читального зала ГПНТБ и пригласили к директору библиотеки. Там он узнал, что группа молодых специалистов из экономистов и инженеров уже сформирована, и его приглашают войти в состав руководящей группы, состоящей из 10 человек. При сборе материалов, в том числе и тех, что он требовал при "ночном бдении", выяснилось, что придется иметь дело с большими объемами статистических данных, что в СО АН много вероятностников, но дипломированных специалистов по математическим методам статистики кроме него нет. И что, скорее всего, окончательным докладчиком по этому вопросу следует назначить его, и пусть он "стучит" открыто, честно, всем на повышение квалификации. Оказывается, многие люди в СО АН, которые как-то разбирались в теории вероятностей и математической статистике, просто не захотели связываться с такими расчетами, ибо не верили в их плодотворность. Да, они согласны, что убытки большие, и цифры могут оказаться ошеломляющими, но они хотят работать и не быть в центре внимания партийной власти. Кто-то из них привел пословицу: "Если резвый осел хорошо себя чувствует под тяжелой поклажей, то жадный крестьянин скоро добавит еще, и осел скоро сдохнет". Математика всегда была далекой от политики и пусть таковой и останется. Как он узнал впоследствии, эти ребята не хотели отвлекаться от собственных диссертаций и ничего более. "Мы защитим диссертации, а там будет видно, стоит ли заниматься политикой." После этого директор ГПНТБ передал его в распоряжение весьма красивой внушительной дамы средних лет. <...> Она сказала: "Необходимость заставляет нас работать вместе. В моем кабинете будут сохраняться все документы, как исходные, так и обработанные. Вам надлежит с ними ознакомиться, написать свою точку зрения и расписаться. Нам необходимо два раза в неделю по три часа работать вместе"<...> За месяц до XXII-го съезда все расчеты были завершены. Результаты оказались неожиданными даже для инициаторов. Оказалось, что экономические убытки от хрущевщины по курсу доллара на сентябрь 1939 г. в 2,5 раза больше, чем убытки от разрушений во Второй мировой войне на всех фронтах и у всех народов мира. Стало быть, Гитлер обошелся нам дешевле, чем Хрущев. Такой результат был настолько ошеломляющим и выводы от этого были настолько непредсказуемыми, что заговорили об ошибках в расчетах. Поэтому все расчеты были конфискованы, и вроде бы никаких расчетов и не было. Но к этому опять вернулись за неделю до митинга одобрения решений XXII-го съезда. В хрущевское время этот ритуал был обязателен как демонстрация единства партии и народа. Нашего героя вызвали в обком на собеседование - подняли вопрос об антисоветчине, которой все может обернуться, если данные расчеты будут опубликованы. У нашего героя откуда-то взялась смелость. "По какому правы вы антихрущевщину называете антисоветчиной? Это во-первых. Во-вторых, мы только считали, если ошиблись - укажите, в чем мы ошиблись." В руках партии очень много академиков и представителей среднего звена, которые могут в этом разобраться... Хотя его отпустили домой, он понял - это не первая встреча и впервые он послал наверх "SOS" - опасение за свою жизнь. Генштаб ответил: "Вы слишком ценный агент, чтобы вами пожертвовать, внутри политической разведки уже созревают тенденции подчиниться военной разведке на данном отрезке времени..." Снова "ночные бдения" и снова та же четверка КГБшников. Никто не знал что будет дальше... Только старший из них сказал, что он против того, чтобы послать отчет наверх. "Молодые шалопаи положат этот отчет в сейф и забудут о нем. Поэтому все же надо шуметь - нужен скандал. Мы вас, разумеется, накажем - будет психбольница и все такое, но им известно, что Хрущева следует сменить." В личной беседе старший назвал фамилию (Шелепин) будущего руководителя партии и правительства. "Зато после бури, когда дело будет сделано, вы победоносно вернетесь в Академгородок..." Так и было сделано. Во время "митинга одобрения" наш герой выступил с большим одобрением в части изгнания Маленкова, Молотова и Кагановича из высшего партийного руководства, но с одной оговоркой: "Новое руководство партии не на много лучше старого руководства, они "одного поля ягода" и давно порвали с естествознанием, откуда возник сам марксизм-ленинизм. Вот факты," - и тут он повернул доску, на обратной стороне было несколько таблиц - больших и маленьких. Когда секретарь обкома Алферов хотел его лишить слова, в зале встал академик Соболев и сказал: "Я хочу слушать этого молодого человека, это интересно". И, повернувшись к Алферову, сказал: "Не беспокойтесь, каждое число будем десятикратно проверять..." Продолжение следует